Авторы: Geshka, Gentiane.
Жанр: приключения, юмор, детектив.
Рейтинг: General
Глава 5. Бр-р-ранкович!
Под «распределением» Мирвен ожидала какого-нибудь скучного теста – судя по словам Филиппа, разделяли учеников не по районам или по алфавиту, а исключительно по знаниям. С этой точки зрения ей было особо не на что рассчитывать, так что она лишь надеялась, что ее не отправят к полным тупицам.читать дальше
Поднявшись по мраморной лестнице и миновав окруженную балюстрадой просторную площадку, они вышли к высоким дверям, распахнувшимся при их приближении. «Фотоэлемент», – отметила про себя Мирвен, которая уже видала это новшество в торговых центрах. Войдя, они попали, по всей видимости, в тот самый спортзал, но он успел преобразиться: оштукатуренные стены до самого потолка завешаны гобеленами, невидимый на фотографии потолок был покрыт затейливыми квадратиками со скульптурными изображениями человеческих голов – в голове Мирвен неведомо откуда всплыло слово «кессоны» – а на подиуме стоял длинный стол на резных ножках, накрытый вышитой скатертью. Над этим столом расположился огромный – в полстены – и довольно загадочный по содержанию герб: на красном фоне парили два синих щита с золотыми виноградными лозами, между которыми расположилась белая крепость с башней и поднятой решеткой. Внизу же, на фоне крепостного рва, примостился самый таинственный элемент: черный щит с золотой курицей с драконьим хвостом. Перпендикулярно возвышению вдоль зала тянулись еще четыре стола, за которыми сидели студенты старших курсов. Над ними колыхались длинные флаги: белый лев на красном фоне, черный ворон с золотым кольцом в клюве тоже на красном, желтое существо, похожее на ящерицу, кусающую себя за хвост, на черном фоне и синий взлохмаченный пес с высунутым языком, вставший на задние лапы – на белом. Чуть левее, в отдалении, у стены стоял пятый стол, за которым сидели мужчины и женщины постарше – по всей видимости, преподаватели. Перед подиумом выстроился ряд резных стульев – словно в театре – туда, к свободным местам с правого края, и подвели Мирвен и ее собрата по нарушению дисциплины.
За столом на возвышении расположились преподаватели – слева от белобрысого Мирвен сразу узнала мужчину, которого они встретили с отцом в магазине палочек, профессора Дали – он еще предложил им воспользоваться материальной помощью. Слева от него сидел профессор преклонных лет, вся сутулая фигура которого излучала добродушие, а седые волосы прятались под черной шапочкой, которая, вкупе с мантией, придавала ему сходство с каким-то средневековым ученым, а с самого краю расположился надменного вида господин, которого Мирвен могла бы назвать совершенно обыденным, если бы не рыжеватые волосы до плеч и остроконечная безупречно черная шляпа. Когда пани Кожокарова пристроилась справа от беловолосого, пятеро преподавателей встали.
– Приветствую вас в стенах нашей замечательной академии, – мягким голосом начал старик. «Как пить дать - директор», - подумалось Мирвен. – Я – Далибор Мордехай, декан факультета Каролинум, и имею честь говорить от лица директора академии, - добавил он, тем самым отметая догадку Чермаковой. – Прежде, чем мы приступим к процедуре распределения, мне бы хотелось, чтобы вы запомнили одно: оно предназначено вовсе не для того, чтобы разобщить вас и поселить между вами дух соперничества.
Далее слово взял беловолосый, словно реплики были заранее распределены:
– Цель распределения – обеспечить наиболее полное развитие ваших талантов и способностей, сделав упор на профильных предметах.
– Мы живем в непростые времена, – сверкнула темными глазами пани Кожокарова, – и лишь в единении заключается наш единственный шанс на спасение.
– Нашу школу взрастило единение четырех стран, – зазвучал глубокий голос профессора Дали, – и потому мы уповаем на то, что наш девиз станет и вашем жизненным девизом.
Как только он замолчал, все преподаватели поднялись на ноги, за спиной Мирвен послышался шум отодвигаемых стульев – оглянувшись, она увидела, что сидевшие за длинными столами ученики также встали, образовав восемь ровных рядов черных мантий. Едва она успела задуматься, не встать ли ей тоже, как преподаватели и ученики в один голос произнесли:
– Наша сила – в единстве!
Хоть Мирвен давно уже не трогали всякие пафосные речи, это невольно ее впечатлило – она даже пожалела о том, что не могла присоединить к ним свой голос. Оглянувшись, она отыскала сжавшуюся на стуле ближе к центру ряда Иоланту – та явно не замечала ничего вокруг себя, трепеща перед распределением. Сидевший за пару стульев от нее Игорь продолжал созерцать преподавательский стол остановившимся взглядом – Мирвен показалось, что на его глазах блестят слезы.
После этого слово опять взял пан Мордехай:
- Здесь присутствуют деканы всех четырех факультетов, готовые принять вас под свое покровительство, а ваши будущие товарищи горят желанием с вами познакомиться. – С этими словами он послал радушную улыбку в сторону ближайшего к нему стола – того, над которым развевался белый лев. Сидящие за ним ученики радостно загудели и замахали шляпами.
Следом за ним поднялся профессор Дали:
– Профессор Имре Дали, декан факультета Хунедвара, к вашим услугам. – На его слова радостно отозвались ученики из-за следующего стола под стягом ворона.
Беловолосый ограничился минималистичным:
– Богумил Мраз, Дрэгула. – Гул из-за стола под знаком ящерицы сопровождался ритмичными ударами кулаков о стол.
Дождавшись, пока вновь воцарится тишина, последняя декан провозгласила:
– Ну а меня зовут Адела Кожокарова, в моем ведении Бранкович.
Эти слова встретил настоящий шквал одобрительных возгласов; не ограничившись обычными изъявлениями восторга, ученики под бело-синим флагом принялись подбрасывать в воздух шляпы, которые частью попадали на другие столы к вящему недовольству соседей.
Тем временем, четверо старшеклассников вынесли из боковой двери тумбу почти в рост человека, установив ее перед преподавательским столом, два стула с высокой спинкой, которые примостились по обе стороны от тумбы, и табурет почти с нее ростом. Удалившись в ту же дверь, пан Дали вышел оттуда, неся на плече взъерошенного ворона – Мирвен показалось, что и он ей знаком. Ссадив птицу на тумбу, профессор присел на установленный рядом стул.
Последним выступил рыжеволосый пан: тщательно выровняв лежащие перед ним свитки, он поднялся и с расстановкой произнес:
- Здравствуйте, студенты. Я, Иржи Хватал, представитель директора академии Рудольфина, имею честь объявить распределение открытым. – Свои слова он сопроводил широким жестом в сторону ворона, который важно взъерошил перья, будто осознавал всю важность момента.
«А сам директор, что же, так и не почтит нас своим присутствием?» - невольно подумалось Мирвен. Но как следует поразмыслить над этим она не успела: пани Кожокарова уже взгромоздилась на высокий табурет и развернула вытащенный из кармана мантии свиток. Совершенно будничным голосом она объявила:
– Ученику, фамилию которого я зачитаю, надлежит сесть на этот стул и заглянуть в глаза ворону.
Это звучало настолько нелепо, что Мирвен подумалось – вот сейчас она скажет, что пошутила, и… Но пани Кожокарова, как ни в чем не бывало, зачитала первую фамилию:
– Франтишек Адамик!
Из рядов первокурсников выдвинулся парень, которому едва ли можно было дать четырнадцать: раздавшимися плечами, высоким ростом и светлой шевелюрой он напоминал былинных витязей. Проследовав на подиум, он одарил всех собравшихся белозубой улыбкой, прежде чем повернуться к учителям. Пан Дали что-то тихо ему сказал, указав на ворона, и Франтишек послушно повернулся к птице. На какую-то пару мгновений повисла тишина, после чего ворон оглушительно прокаркал:
– Бр-р-ранкович!
Рыжеволосый господин тотчас отметил что-то в одном из длинных свитков позолоченным пером. Просияв в ответ на улыбку Франтишека, пани Кожокарова пожала руку первому распределенному и указала на стол под сине-белым флагом, куда он и проследовал под восторженные возгласы и новую партию взметнувшихся вверх шляп. Мирвен невольно завидовала Адамику – ей самой хотелось бы оказаться первой, кому откроется загадочная процедура, но ей хотя бы не предстояло столь долгого ожидания, как тем же Славику и Шоненбаумовой.
Тут она заметила, что пан Мраз также покинул преподавательский стол и встал рядом с ожидающими своей очереди учениками, будто его задачей было ловить тех, кто пытается сбежать с распределения. Тем временем пани Кожокарова огласила новое имя:
– Áкош Áлмаши!
Со стула слева от Мирвен поднялся смуглый темноволосый паренек, про которого мама Мирвен не преминула бы заметить: «недурен собой». Стоило ему опуститься на стул, как раскатистый голос ворона тотчас огласил:
– Др-р-рэгула!
Парень отправился за стол под знаком крылатой ящерицы.
На освободившееся место рядом с Мирвен тенью скользнула Иоланта и взволнованно зашептала:
– Как ты думаешь, куда тебя распределят?
– Без понятия, – отозвалась Мирвен, невольно задумавшись о том, что, возможно, стоило подумать об этом раньше, расспросив Филиппа как следует. Вдруг новички должны были подать заявку на желаемый факультет, а она из-за своей хулиганской выходки упустила нужный момент? А вдруг ее сейчас просто-напросто не вызовут? Конечно, какое-то решение наверняка есть – так всегда учили ее думать родители – ну, зачислят ее чуть позже, но все же оставаться каким-то последышем, когда всех уже зачислили…
– Хунедвар-р-ра! – гаркнул ворон, вырывая ее из этих невеселых мыслей, и Мирвен сообразила, что за раздумьями упустила имя своего будущего товарища по учебе. Со стула поднялся явно довольный этим полноватый парень в очках с волнистыми темно-каштановыми волосами и неспешно двинулся к столу под красно-черным флагом.
– А ты? – на всякий случай спросила Мирвен у соседки.
– Ну, вообще-то, надеюсь на Каролинум, – торопливо зашептала Иоланта, провожая взглядом очередного распределенного, который направился ко второму слева столу.
– Лорант Бéлварош! – провозгласил голос пани Кожокаровой. Этот так заторопился на подиум, что по пути запнулся, вызвав сдержанное хихиканье в рядах поджидавших своей очереди.
– …но если на Хунедвару или Дрэгулу – тоже можно, хотя, право, не знаю…
Ворон переступил с ноги на ногу и пару раз раскрыл клюв, словно зевая. После этого он вновь прокаркал:
– Др-р-рэгула!
– Так значит, заранее неизвестно, куда? – тотчас воспрянула духом Мирвен, но все-таки почла за нужное спросить: – А никаких заявок ты не оставляла?
– Заявок? – В расширившихся глазах Иоланты отразился такой ужас, что Мирвен пожалела, что вообще задала этот вопрос: румынка явно переживала из-за этих зловещих документов куда большее нее самой.
– Кар-р-ролинум! – с видимым наслаждением прокаркал ворон, отправляя мальчика с крупной головой в светлых завитках за крайний левый стол.
– Либор Хмела!
– Ой, Мирвен, уже «Х»! – пискнула Иоланта, заерзав на стуле.
– Хунедвар-р-ра!
– Да не волнуйся ты, – заверила ее Мирвен, – все равно мне идти раньше.
– Мирвен Чермакова!
Осознав, что чуть не пропустила собственное имя, девочка взвилась с места, будто уселась на осу, и двинулась к возвышению на внезапно утративших твердость ногах. Конечно, волноваться ей было не о чем: какое ей дело до того, куда ее распределят, если она все равно не знает, в чем разница?
Кое-как доковыляв до стула, она опустилась на него и, повинуясь голосу преподавательницы, повернулась к ворону. Стоило ей взглянуть в черные выпуклые глаза, похожие на глянцевые пуговицы, как у нее возникло ощущение, будто она окунулась в ледяную воду: в голове взвился водоворот стремительных мыслей, сердце замерло в страхе, при этом ни пошевелиться, ни издать хоть звук она была не в состоянии.
– Бр-р-ранкович! – прокатилось над ней, и Мирвен сделала глубокий вдох, словно и впрямь вынырнула на поверхность. Едва ощутив крепкое рукопожатие пани Кожокаровой, она двинулась на место, размышляя, что на самом деле все не так уж просто, как представляется, пока сидишь на стуле и недоумеваешь, с чего это все так дергаются.
– Драгослав Цырч… – раздалось у нее за спиной, и Мирвен невольно оглянулась. Сделав вдох, пани Кожокарова повторила попытку: – Црн… чевич!
Заметив мельком темноволосого мальчика, который устремился к возвышению с энтузиазмом, достойным разве что мороженого в жаркий день, Мирвен возобновила путь к своему стулу.
– Куда? – раздался над ухом голос пана Мраза, как только она хотела сесть рядом с Иолантой. – Ступай за свой стол!
– Э… какой? – растерялась девочка.
Закатив глаза, словно желая сказать: «Она еще и тупая!», преподаватель без слов указал на стол под сине-белым флагом, откуда ей уже призывно махал распределенный первым Франтишек, указывая на целый ряд свободных стульев рядом с собой.
– А ты в квиддич играешь? – спросил он вместо приветствия.
Не желая вторично показаться тупой, Мирвен уклончиво ответила:
– Неважно помню правила.
– Но они же очень простые! – изумился Франтишек. По счастью, в этот момент над головами пророкотало:
– Хунедвар-ра!
Пани Кожокарова вновь читала список:
– Бохдан… – На сей раз она всмотрелась повнимательнее, чтобы не допустить давнишней заминки: – …Чтвртланек!
Дородный русый мальчик двинулся к возвышению с полной достоинства неторопливостью, так не похожей ни на спешку, ни на неуверенное ковыляние своих предшественников.
– Надеюсь, что меня возьмут в команду, – вновь взялся за свое Франтишек. – А ты будешь пробоваться?
– Не знаю, сначала хочу немного освоиться, – ответила Мирвен, нисколько не погрешив против истины: кто знает, может, этот квиддич сродни шахматам, с которыми у нее как-то не заладилось. Помнится, отец говорил, что там правила тоже очень простые – как же, как же…
– Мне кажется, из тебя мог бы выйти ловец, – изрек Франтишек, критически обозрев фигуру девочки.
– Ну, не знаю, на приличную рыбалку у меня никогда терпения не хватает, – бросила Мирвен, припомнив строчку про рыбу в школьной брошюре.
– Др-рэгула! – донеслось с помоста.
– А при чем тут рыбалка? – переспросил Франтишек, но в этот момент Мирвен потеряла всякий интерес к его словам, потому что следующим прозвучало имя Иоланты.
– Держись! – шепнула ей вслед Мирвен, не решаясь на более громкое напутствие – впрочем, судя по виду девочки, даже заори все присутствующие во весь голос, она бы и то не заметила. Опустившись на стул с посеревшим лицом, Иоланта покосилась на ворона, словно всерьез опасалась, как бы тот не вознамерился выклевать ей глаза. Повинуясь указаниям преподавательницы, она все же развернулась к птице и повисла тишина – Мирвен показалось, что на сей раз ворон медлит дольше, чем с другими учениками. Наконец он каркнул:
– Бр-ранкович! – и, более не владея собой, Мирвен подпрыгнула, выкрикнув:
– Ура!
Этим она заработала недовольный взгляд Мраза, но ей было не до него: она готова была бежать навстречу, чтобы обнять новообретенную одноклассницу, но вот у той вид почему-то был невеселый. Тем временем, за ее спиной огласили:
– Матьяш Форкаш!
Мирвен оглянулась – так и есть, с крайнего правого стула поднялся тот самый парень, которому она зарядила в нос перед распределением. Не без удовлетворения она отметила, что эта выдающаяся часть лица покраснела, приобретя весьма нездоровый вид. Усевшись на стул, он воззрился на преподавателей, словно на нерадивых официантов, которые уже битый час не обращают не него внимания; при этом Мирвен почувствовала, как испаряются крохи симпатии к этому мальчику, порожденные суровым внушением. Когда пани Кожокарова указала ему на тумбу, он перевел взгляд на ворона, поджав губы, будто делал всем большое одолжение, участвуя в этой детской забаве. Мирвен невольно затаила дыхание вместе с остальными, жалея, что в этой школе нет специального факультета для невыносимых снобов. Наконец ворон нахохлился, приподняв крылья с редеющим опереньем, и каркнул:
– Бр-ранкович!
Мирвен чуть не выкрикнула вслух: «Только не это!», но за нее это с успехом проделал сам Форкаш, заявив во всеуслышание:
– Позвольте, это какая-то ошибка! Пусть эта птица попробует еще раз!
– Нет никакой ошибки, – заверил его нарочито спокойный голос профессора Дали. – Вы не единственный, кто не согласен с результатом распределения, но со временем вы осознаете его целесообразность.
Его слова заглушил голос ворона, который, видимо, прискучившись бездельем, принялся каркать:
– Бранкович, Бранкович, Бранкович!
– И сколько времени понадобится? – не сдавался Форкаш.
– А если ваше мнение не изменится, можете перевестись на другой факультет на старших курсах, – невозмутимо продолжил профессор.
– Бранкович, Бранкович! – не унимался ворон.
– А не лучше ли… – начал было Матьяш, но тут не выдержала пани Кожокарова.
– Форкаш, прекратите ломать комедию и ступайте за свой стол! – гаркнула она. Мирвен заметила, что от этого окрика поежился не только Матьяш, но и все присутствующие, однако он предпринял еще одну попытку сопротивления:
– Мой дед…
– Я лично напишу ему, поздравив с успешным распределением внука! – выпалила пани Кожокарова. – Проводите студента за его стол, пан Мраз! – велела она профессору, который неслышно приблизился, ожидая окончания перепалки, и подтолкнула Форкаша в плечо вместо обычного рукопожатия. Ворон тут же умолк – во взгляде черных глаз Мирвен почудился отблеск удовлетворения.
Вновь уткнувшись в пергамент с видом военачальника, который намерен во что бы то ни стало довести до победного конца жестокую битву, пани Кожокарова огласила:
– Маргит Форкаш!
Похожая на Матьяша как две капли воды девочка, однако, совершенно не напоминала его манерами: она спокойно проследовала к стулу, ничем не показывая, что это ее брат только что закатил тут первостатейное представление. Усевшись, она склонилась к тумбе и что-то шепнула профессору Дали – у того на лице отразилось недоумение, но он едва заметно кивнул.
– В чем дело, Форкаш? – сердито одернула девочку пани Кожокарова, явно еще не отойдя от противостояния с ее братом. Та тотчас послушно развернулась к ворону – Мирвен показалось, что у нее шевельнулись губы, словно она что-то шепнула и птице.
Рядом с Мирвен с шумом отодвинулся стул – это приземлилась сама звезда сегодняшнего представления. Тотчас послышалось бурчание:
– Я этого так не оставлю – они крупно ошибаются, если думают, что мой дед с этим смирится. Я напишу ему, и он переведет меня в Дурмстранг…
– Да заткнись ты, – беззлобно бросила Мирвен. – Там твою сестру распределяют.
– Учиться со всякими там… – продолжил было Форкаш, но одного взгляда Мирвен хватило, чтобы эту тему он предпочел не развивать: видимо, не хотел получить в нос еще раз.
– Бр-ранкович! – раскатилось над столами. Это известие не особенно обрадовало Чермакову: если сестра Матьяша хоть в чем-то похожа на брата, желанием учиться с ней бок о бок Мирвен отнюдь не горела. Однако устраивать скандал под стать брату девочка не стала: невозмутимо пожала руку пани Кожокаровой и двинулась за стол, где уже сидела Мирвен с компанией.
– Адриана Фэту! – прозвучало следующее имя.
Стоило Маргит сесть за их стол, как Матьяш тут же возобновил свои излияния:
– Да эту птицу просто заклинило! Сейчас она всех отправит на Бранкович, вот увидите!
– Хунедвар-ра! – раздалось с помоста, но Форкаш не сдавался:
– Да и вообще, что за идиотский способ распределения? Вот в Дурмстранге…
– А как оно, в Дурмстранге? – тут же поинтересовалась заинтригованная Мирвен – на помост тем временем вызвали Элишку Йехличкову.
– Ну… там… сложная система, основанная на…
– Говорящих моржах, – фыркнула его сестра.
Бросив на нее гневный взгляд, Матьяш заключил:
– В общем, тебе этого все равно не понять.
– Чего болтаешь-то, раз сам не знаешь, – разочарованно бросила Мирвен.
– Вот тебе на этом факультете самое место, – огрызнулся Форкаш.
Тем временем, прошла очередь Катержины Йежиковой и на помост была вызвана Дачиана Кырноагэ. Под стать Маргит, она тоже щеголяла в мужской форме, но, в отличие от сестры-близнеца Матьяша, ее это отнюдь не делало похожей на мальчика, напротив, подчеркивая ее ослепительно-надменную красоту. Колыхание водопада черных волос загипнотизировало даже Мирвен, так что она не сразу заметила, как неожиданно затих Матьяш. Ворон, оперенье которого, казалось, потускнело рядом с шевелюрой студентки, уважительно каркнул:
– Др-рэгула!
– Ну вот, всех красивых отправляют на Дрэгулу, – буркнул упавший духом Форкаш, бросая выразительный взгляд на Мирвен и Иоланту.
– Чего ж тебя туда не отправили – рылом, знать, не вышел, – не осталась в долгу Мирвен.
– Ловренцо Кнежевич!
Со стула поднялся не менее впечатляющий парень – высокий, широкоплечий, смуглый под стать профессору Дали – но самой заметной деталью его облика была белая прядь в ниспадающих на спину волнистых черных волосах. Не успел он сесть на стул, как ворон огласил:
– Бр-ранкович!
– А всех тупых качков – сюда, – продолжил Матьяш, впрочем, понизив голос, чтобы его не расслышал Франтишек.
– Ну это ты себе льстишь, – буркнула Мирвен. Распределение уже начинало ее утомлять, тем паче, что сидеть приходилось за одним столом с излучающим непрерывный негатив Форкашем, который вновь принялся за рассуждения о том, что ни единого дня не проучится в этой загнивающей школе. Когда Каролину Крейцову, обладательницу каштановых волос с рыжеватым отливом, распределили на Хунедвару, он вновь издал многозначительный вздох, обведя взглядом своих товарок по несчастью, за что заработал тычок локтем в бок от своей сестры. Заскучав, Мирвен принялась разыскивать Филиппа. Задача оказалась не такой уж простой, ведь он сидел через стол от нее, за столом под красно-черным флагом Хунедвары, и, похоже, совсем не обращал внимания на распределение, болтая с товарищами.
Тем временем, дошла очередь и до Игоря. С ним ворону не пришлось возиться долго – тотчас выкрикнув «Бр-ранкович!», он, по-видимому, осчастливил Славика, который аж подскочил на месте и чуть ли не в припрыжку бросился за стол под сине-белым флагом. Радостно пожимая руки всем подряд, и Мирвен в том числе, он уселся между ней и Форкашем, чем немало ее порадовал. Тем временем, на подиум поднялась Ивка Шоненбаумова – несмотря на ее попытки оставаться бесстрастной заметно было, что она все-таки нервничает.
– Бр-ранкович! – повторил ворон, словно ему и впрямь понравилось это слово, и Мирвен впервые пришло в голову, что, быть может, подозрения Форкаша не столь уж беспочвенны. А по реакции будущей товарки она впервые заподозрила, что и впрямь угодила куда-то не туда: лицо Ивки исказилось от возмущения, словно на выпускной ей предложили надеть платье старшей сестры. Видно было, что она готовится возразить, но, судя по всему, все же передумала – упрямо взмахнув головой, чтобы волосы легли на плечо красивой волной, она проследовала за их стол, словно Жанна д'Арк на костер.
Ряд стульев перед трибуной почти опустел: там оставались всего две девочки. После того, как обеих отправили на Каролинум, пани Кожокарова с видимым облегчением свернула свиток, а пан Хватал поднялся с места, где ему наверняка прискучило сидеть не меньше, чем Мирвен.
– Поздравляю всех с распределением на факультеты, которые до окончания обучения в нашей академии в Бенатках станут для вас вторым домом. – При этих словах от Мирвен не укрылось недовольное фырканье Форкаша. – Надеюсь, что за это время все вы сумеете раскрыть заложенные в вас способности и развить их. Позвольте ознакомить вас с правилами обучения… - С этими словами он развернул внушительной длины свиток, при виде которого Мирвен внезапно осознала, как сильно проголодалась.
– Прежде всего, ученикам первого курса запрещается покидать пределы академии, за исключением визитов домой на выходных, при наличии письменного поручительства родителей или опекунов. – Это объявление было встречено разочарованным ропотом. Возвысив голос, секретарь продолжил: - Посещение окрестных лесов и полей для квиддича дозволяется только в сопровождении учителей или старост факультета. Для учеников первого курса то же верно для полетов на метле любой протяженности. – Опустив свиток, он смерил ученические столы суровым взглядом, заключив: – Нарушители будут немедленно превращены! – при этом его глаза сверкнули прямо-таки злорадным блеском. Ученики испуганно притихли. Поймав на себе недоуменный взгляд пана Мордехая, секретарь поправился: - Я хотел сказать, отчислены. – Переведя дух, он покрутил свиток, отыскивая на нем нужное место, после чего провозгласил: - На территории школы обитает множество волшебных существ, включая привидений, домовых и водяных. Независимо от их вида и статуса все они требуют уважительного обращения, а некоторые – особой осторожности, о чем вам расскажут на соответствующем предмете. – Развернув новый пергамент, он продолжил: - В целях благосостояния школы, а также обеспечения учеников свежими первосортными продуктами, учащиеся привлекаются к некоторым сезонным работам: сбору урожая, посадкам и уходу за ними, в порядке посменных дежурств. Кроме того, во все времена года поощряется участие добровольцев, что в дальнейшем будет отражено в характеристике. – При этих словах Мирвен приуныла не на шутку, представив себе грядущие годы сельскохозяйственных трудов. – Как вы уже, наверно, убедились, на территории школы действует языковое заклятие, которое позволяет носителям любого языка нашего содружества свободно общаться; имейте в виду, за пределами территории академии оно НЕ РАБОТАЕТ. – Эти слова он сопроводил угрожающим взглядом, словно призванным выявить всех вольнодумцев прямо сейчас. – Для языковой практики в школе имеются аудитории, экранированные от действия заклятья. – Немного покопавшись в свитках, пан Хватал подытожил: – Дальнейшие детали вам разъяснят деканы и старосты ваших факультетов. Благодарю за внимание. – Заключив свою речь этими словами, он уселся на место, неторопливо сворачивая пергамент.
– Ну а теперь – угощайтесь, – радостно объявила пани Кожокарова, едва дождавшись окончания речи, и взмахнула палочкой – тотчас на столах, как у студентов, так и у преподавателей, появилась целая уйма всякой снеди, впрочем, носящей исключительно национальный колорит: тут было и вепрево колено, и суп в хлебе, целые блюда с картофельными шариками-брамбораками и кнедликами, а также менее привычные для Мирвен блюда, которые ей все же доводилось пробовать – паприкаш в котелках и целые стопки горячих лепешек-лангошей. Были и вовсе непонятные блюда, например, завернутые в листья штуковины и какая-то желтая масса – она никак не ассоциировалась у Мирвен с праздничным пиром, однако Иоланта тут же принялась накладывать ее себе в глиняную тарелку.
– А это что такое? – поинтересовалась у нее Мирвен. – Пшенка, что ли?
– Это мамалыга, из кукурузы, – пояснила Иоланта, оживившись на миг.
Вдохновленная примером Иоланты, Мирвен тоже решила попробовать желтую субстанцию, но результат не слишком ее порадовал, так что в дальнейшем она предпочла придерживаться проверенных блюд.
– А как же помыть руки? – вздохнула Ивка, и перед ней тотчас возникла медная чаша с водой и полотенце.
Угощению отдал должное даже хмурый Форкаш, который поначалу пытался изображать благородное отречение, но не смог удержаться, глядя, как уписывают снедь за обе щеки его соседи. Игорь так и вовсе вознамерился попробовать все, что было на столе – при виде нагруженной пирамидой тарелки Мирвен с сомнением обозрела его щуплую фигуру. А вот Иоланта и вправду страдала отсутствием аппетита, угрюмо ковыряясь в своей тарелке.
– Попробуй что-нибудь другое, – предложила Мирвен, думая, что все дело во вкусовых качествах этой желтой замазки.
– Спасибо, я не голодна, – дрогнувшим голосом отозвалась Иоланта, глядя на то, как веселятся обитатели других столов.
Разумеется, пива, на которое так надеялась Мирвен, им не предложили, но многочисленные графины исправно наполнялись водой и соками по мере перекочевывания их содержимого в деревянные чаши. В числе напитков был и сок, который Мирвен поначалу приняла за апельсиновый, но, попробовав, едва не выплюнула – настолько вкус оказался непривычным. На помощь тут же пришел Игорь:
– Это тыквенный сок – ты что, никогда не пробовала?
Мирвен помотала головой и осторожно проглотила напиток, который по мере распробования оказался не столь уж противным, вновь поразившись Игорю – как тот умудряется следить за тем, что происходит вокруг него, не переставая уничтожать угощение со скоростью уборочного комбайнера. Глядя на то, как смуглый темноволосый парень с белой прядью накладывает себе штуковины в листьях, Мирвен осторожно поинтересовалась у него:
– А это что такое? – добившись осмысленного взгляда в свою сторону, она добавила: – Кстати, я – Мирвен Чермакова, меня, ну, сюда распределили. – Едва произнеся это, Мирвен мысленно поздравила себя с победой в номинации «самая тупая фраза дня». В самом деле, что бы она тут делала, распредели ее в другое место, при том, как бдительно отлавливал направлявшихся не туда пан Мраз?
– Я помню, – сдержанно отозвался парень и счел нужным добавить, видимо, догадываясь, что его соседка по столу не может похвастаться тем же: – Ловре Кнежевич. Это – голубцы в виноградных листьях.
– Что, из голубей? – поразилась девочка.
– Да нет, из обычного мяса. – Его усмешка показалась ему снисходительной, и Мирвен положила себе один голубец, просто чтобы продемонстрировать решимость. Терзая виноградный лист ножом, она пришла к выводу, что этот тип вообще слишком много о себе думает – накачался, покрасился и уже первый парень на деревне. Возможно, в той дыре, откуда он родом, так и есть, но она-то – коренная пражанка, ее так просто не проймешь.
Когда даже Игорь умудрился расправиться со своей пирамидой, столы волшебным образом очистились – Мирвен еле успела подхватить свою тарелку с брамбораками, с которыми она желала бы продлить знакомство – и перед учениками тотчас материализовались стройные ряды дымящихся чайников, в которых, как они тут же убедились, находились чай и кофе. Ничуть не утомленный предыдущей трапезой Игорь тут же бросился проверять, во всех ли чайниках одно и то же, и в одном обнаружил сливочное пиво. Подле чайников тут же появились блюда с трдликами – сладкими крендельками с ореховой пастой, лепешками, ореховыми рулетами и глазированные круги тортов. Не обошлось и без желтой массы – на сей раз она возвышалась на блюде в виде пудингов.
Преподаватели, судя по всему, баловались не только чаем, поскольку в разгар чаепития пани Кожокарова объявила:
– Музыку!
Из-за столов тотчас выскочили несколько старшеклассников, держа в руках заранее приготовленные инструменты – скрипки, дуду и волынку. Быстро настроившись, они заиграли на удивление слаженно, а преподаватели затянули хором: «Господине, помилуй ны!» [1] Ученики старших курсов охотно подхватили мотив, учителя тоже старались на славу – лишь пан Мраз продолжал с угрюмым видом потягивать из кружки. За первой песней последовала «Ктож су божи бойовници» [2], после чего музыкантов отпустили отдохнуть за чаем, а преподаватели продолжили петь уже без музыкального сопровождения незнакомые Мирвен песни. При этом создавалось странное впечатление: слова были вроде как не в рифму и не в такт, а с другой стороны – в рифму, будто она смотрела на раздваивающееся изображение.
После того, как все напелись вдоволь – музыканты несколько раз вступали и уходили отдыхать – поднялся самый старый из профессоров.
– Надеюсь, что все успели подкрепиться и повеселиться на славу. Пришло время для отдыха перед завтрашним днем, когда начнется учеба. Деканы проводят вас в ваши помещения и ознакомят с расписанием. Прошу учеников Каролинума следовать за мной.
Он сошел с помоста и сидящие за левым столом начали подниматься, чтобы двинуться за ним – зал наполнился стуком отодвигаемых стульев. Следом увели своих студентов деканы Хунедвары и Дрэгулы.
Дождавшись, пока схлынет столпотворение в дверях, декан Бранковича объявила:
– Всех оставшихся прошу за мной.
Они вновь двинулись по освещенным светильниками загадочным коридорам – то выложенным светлой плиткой, то из камня без какого-либо покрытия, то оштукатуренным, с деревянным полом и выцветшими гобеленами по стенам – в этих последних наконец-то появились окна, и Мирвен с любопытством выглядывала из них, пытаясь разглядеть местность, но в уже сгустившихся сумерках видны были лишь огоньки города и поблескивающая в лунном свете река.
Наконец профессор Кожокарова распахнула одну из резных дверей и объявила:
– Добро пожаловать домой.
Они вошли в просторное помещение, где хватало места и многочисленным столам, и креслам с диванами – более удобными, чем та резная мебель, на которой они сидели на распределении и последующем пиру, и камину – по случаю лета, не горящему, но с предусмотрительно сложенными рядом дровами – и набитым книгами шкафам, а также странным установкам, притулившимся в углу – на неискушенный взгляд Мирвен, более всего они напоминали самогонный аппарат. Освещалось оно висящими под потолком светильниками, развивавшими ровный теплый свет, которые тотчас загорелись при их появлении. На столах также стояли небольшие лампы, ввиду отсутствия занимающихся, погашенные. На стенах, декорированных гобеленами, немалое место занимала огромная карта звездного неба с приставленной к ней лесенкой, над камином висел пейзаж – поляна перед леском довольно унылого вида – Мирвен невольно задалась вопросом, насколько угрюмым должен быть художник, чтобы избрать настолько неблагодарный объект для своей кисти. А еще вдоль стены, по всей окружности комнаты, тянулся поблескивающий в свете ламп пояс будто бы из стеклянных гильз непонятного предназначения – при ближайшем рассмотрении они оказались девственно пустыми песочными часами, над которыми витиеватым почерком были надписаны имена. От размышлений над природой этих элементов декора ее оторвал голос пани Кожокаровой:
– Ребята с третьего и четверного курсов могут идти по своим делам, за исключением старосты. Представители первого курса – устраивайтесь поудобнее.
Мирвен тут же подумалось: а как же ученики второго курса, им-то что делать? Однако их самих это, похоже, несильно занимало: все разошлись, устремившись в двери по обеим сторонам от камина, оставив только новобранцев, которые поспешно заняли места на диванах и креслах, да смуглого широкоплечего парня.
– Прежде всего, завтра начнется учеба, – начала пани Кожокару. – С расписанием можете ознакомиться вон там, – она указала на пергамент, висящий рядом с высоким окном, прямо на подоконнике которого разместились скамеечки и небольшой стол. – Настоятельно советую сразу переписать его себе, потому что неявка на уроки по причине забывчивости карается отработками. В первые дни на занятия вас будет провожать ваш староста, Бранимир Драгич. – С этими словами она положила руку на плечо старшекурснику. – С любыми вопросами, жалобами и предложениями можете обращаться к нему, в случае необходимости он передаст их мне. Так что не советую с ним ссориться. Вот это, - приблизившись к стене, пани Кожокарова указала на ряд столь заинтриговавших Мирвен стекляшек, - ваши счетчики баллов. С первых же оценок они начнут отсчитывать вашу успеваемость. Для пущей наглядности по мере убывания песка он меняет цвет: если песок в часах белый – с учебой все в полном порядке, желтый или оранжевый – нужно поднажать, и я искренне надеюсь, что ни у кого из вас он не покраснеет, ибо это знаменует, что профессора созрели для конструктивной беседы с вашими родителями. – При этих словах Мирвен мысленно поежилась: ей как-то не улыбалось, чтобы о ее блестящей успеваемости знал не только ее класс, но и все старшие курсы. – Еще вопросы будут? – поинтересовалась пани Кожокарова.
Тут поднял руку Франтишек:
– Профессор, а когда будет отбор в команду по квиддичу?
– Спросите у Бранимира – он, по счастливому совпадению, капитан вашей команды, – бросила пани Кожокарова, указав на смуглого парня. Тот в ответ шепнул ей:
– Форма.
– Ах, да, – пани Кожокарова опустила глаза на зажатый в руке лист пергамента. – Отличительные знаки факультета – чулки, галстуки и нашивки – вы получите утром, перед занятиями. Еще вопросы?
– Профессор, насчет моего хорька! – вскинула руку Ивка.
– Да, да, я помню, вы про него писали, – устало кивнула декан. – Если он и вправду такой сознательный, как вы заверяете, то никаких проблем у него не возникнет. Но если он нападет на питомца, принадлежащего другому студенту, придется незамедлительно его выставить. – Ивка хотела спросить еще что-то, но пани Кожокарова предвосхитила вопрос: – В ваше отсутствие о ваших питомцах, как и о ваших вещах, будут заботиться домовые. Если у вас для них будут особые поручения, можно уведомить их запиской.
– А кто такие домовые? – решила внести свой вклад в расспросы Мирвен.
– Об этом вам расскажет профессор Долежалова на первом же уроке, – ограничившись этим, пани Кожокарова, явно утомленная днем приема, провозгласила: – Еще вопросы будут? Если нет, то ступайте по спальням – как водится, девочки налево, мальчики направо. – Она махнула в соответствующие стороны, и тут Мирвен усмотрела в затейливой резьбе, что их дверь – левую – украшают вьющиеся лозы с пышными цветами, правую же – какие-то батальные сцены. Вы ступайте с Бранимиром, – велела она мужской части населения, – девочек я отведу сама.
За дверью оказался короткий коридор с четырьмя дверями – на самой ближней, к удивлению Мирвен, уже висела резная табличка с именами: «Мирвен Чермакова, Иоланта Далка, Маргит Форкаш, Иветта Шоненбаумова». Мирвен невольно задумалась, уж не сфабрикованы ли, и вправду, результаты распределения – иначе когда они успели бы изваять этот предмет народного творчества? Из-за этого она замешкалась и, когда вошла, ее встретило заявление:
– Эта – моя! – это провозгласила Маргит – вытащив свой чемодан из кучи посреди комнаты, она победно водрузила его на кровать под окном.
– Больно надо, – буркнула Мирвен, пристраиваясь на кровати рядом с дверью. Рядом с ней тут же обосновалась Иоланта, а Ивка устремилась к кровати рядом с большим зеркалом и платяным шкафом, на покрывале которой уже с комфортом расположился ее хорек, сделав выбор за хозяйку. – Надеюсь, Матьяша там подушками побьют, если будет так же распоряжаться, – мстительно добавила Мирвен: ее всегда раздражало, когда кто-то из девочек принимался командовать всеми прочими, почитая себя эдакой королевой карнавала. Впрочем, Маргит не отреагировала на ее бурчание, принявшись раскладывать вещи по парте рядом с кроватью.
Приласкав питомицу, Ивка не преминула полюбоваться на себя в зеркало, расправляя складки новенькой формы и поправляя без того идеально лежащие локоны. Внезапно она со вскриком отшатнулась от зеркала, ее хорек также издал сердитое квохтанье. Маргит фыркнула:
– Что, прыщик?
Бросив на нее негодующий взгляд, Ивка попятилась – тут и внимание остальных тоже метнулось к зеркалу. Из него сочилось перламутровое сияние, подобное виткам утреннего тумана, и наконец оформилось в женскую фигуру в старинном платье.
– В-ваша Милость, – пробормотала Ивка, на всякий случай кланяясь, – чему мы обязаны вашим посещением? – под конец фразы она, казалось, уже обрела утраченное было самообладание, в то время как Мирвен так и продолжала сидеть с открытым ртом.
– Мое имя Эльжбета, можете называть меня Белой Дамой, – представилась женщина с ответным поклоном. – Я зашла, чтобы поприветствовать вас в стенах Академии. Надеюсь, что ваше пребывание в ней будет столь же приятно, сколь и мое.
– Благодарю вас, пани Эльжбета, – вежливо отозвалась Ивка. – А другие… гм… неживые господа к нам пожалуют?
– Что вы, они не решатся нарушить ваш покой, преступив рамки приличий, – заверила ее Белая Дама. – Полагаю, вы встретитесь с ними несколько позже. Не буду вас задерживать, доброй ночи.
С этими словами она вновь просочилась обратно в зеркало, обратясь в нити тумана.
Хоть Ивка казалась вполне уверенной в себе во время беседы, с ее щек сбежала краска – по всей видимости, ей, как и Мирвен, никогда не приходилось видеть ничего подобного.
– Это что, п-привидение? – наконец смогла выдавить из себя Чермакова.
– Угу, – отозвалась Маргит, как ни в чем не бывало вернувшаяся к разбору вещей.
– Я уже видела одно, – прошептала Иоланта, похоже, напуганная не меньше Мирвен. – В развалинах персидского замка. Оно было гораздо страшнее.
– Ты была в Персии? – поразилась Мирвен.
Иоланта кивнула.
– С родителями, они дипломаты.
– Вот здорово, а еще где?
– В Аравии, Турции, Индии, Китае и Японии.
– Вот уж тебе есть, что рассказать!
– Я не особенно много видела, – вздохнула Иоланта. – В основном сидела дома, а перемещались мы с помощью летучего пороха: раз – и на месте, так что даже в дороге ничего не увидишь.
– А я дальше Судет не ездила, – призналась Мирвен. По правде, ее уже начинала одолевать тоска по настоящему родному дому – она бы многое отдала, чтобы вновь оказаться в их маленькой квартирке, где отец неторопливо почитывает сегодняшнюю газету, а мать возится на кухне, усесться на диван рядом с отцом с какой-нибудь книжкой, заверив его, что сегодня ничего не задали…
[1] Старейшая известная чешская духовная песня, написанная, по всей видимости, в X—XI вв. Текст явно восходит к наследию миссии свв. Кирилла и Мефодия, окончательный же вариант сложился в эпоху, когда старославянский язык в Чехии вытеснялся латинским и заимствовал элементы чешской речи. Авторство приписывается св. Войтеху. Хорал звучал не только в церкви: его часто пели при торжественных событиях или как боевую песнь. Император Карл IV включил его в чин коронации, пели его и в Вифлеемской часовне при магистре Яне Гусе. Наряду со Святовацлавским хоралом являлся одним из первых чешских гимнов.
[2] Гимн гуситов
Благодарим за внимание!
@темы: литература, Academia artium magicum Rudolphina, наши эксперименты, Geshka
